КОЛЫЧЕВЫ

• Фёдор Степанович (1720-е –)
• Марфа Степановна (1720-е –). Супруг – кн. Евграф Федорович Волконский. Бездетны.

Брат его отца – Никита Фёдорович Волконский, в 1732 после смерти жены Аграфены Петровны Бестужевой-Рюминой был назначен придворным шутом при имп. Анне Иоанновне. Родной племянник Евграфа Федоровича – Николай Сергеевич Волконский (1753 – 1821), генерал-от-инфантерии – родной дед по матери графа Льва Николаевича Толстого и прототип его князя Болконского. А племянница – Анна Семёновна стала матерью Алексея Николаевича Оленина (1763 — 1843)

• дети Алексея Степановича Колычева:

  • Иван Алексеевич (умер в отрочестве)
  • Сергей Алексеевич
  • Екатерина Алексеевна 
  • Степан Алексеевич (15.07.1746 – 14.05.1805) – будущий выдающийся российский дипломат, Российский вице-канцлер вырос в родовом доме на Кулишках и только после кончины отца его мать, вышедшая замуж за кн. Д. В. Ухтомского (см. ниже), продаёт имение С. И. Свиньину.

  В 1760 году в возрасте 14 лет Степан Алексеевич поступил на военную службу капралом лейб-гвардии Измайловского полка, в 1765 году переведён в лейб-гвардии Конный полк с чином вахмистра, в 1769 году – поручик, в 1770 году перешёл на дипломатическую службу с назначением посланником в Гааге (Gaaga). Вместе с тем, сочетая службу с учёбой, посещал в течение 15 месяцев Университет Лейдена (Universiteit Leiden), после чего исполнял обязанности советника посольства в Париже (Paris) (1774 – 1779 годы) и Неаполе (Naples) (1779 – 1781 годы). В 1782 году возвратился в Россию, был пожалован в камер-юнкеры Высочайшего Двора и в 1783 году вновь отправился в Гаагу в ранге чрезвычайного и полномочного министра, в 1789 году – камергер, после оккупации Гааги французскими войсками в феврале 1793 года возвратился в Россию. 

  

  Портрет хранится в Архиве Министерства иностранных дел.

  В 1794 году – российский посланник в Берлине (Berlin), принимал участие в переговорах о третьем разделе Польши и о военном союзе против Франции, в 1797 году – тайный советник, в 1799 году – посланник в Вене (Wien). В 1800 году – действительный тайный советник, в феврале 1801 года по приказу Императора Павла I-го прибыл в Париж с инструкциями об отказе Россией поддержки Австрии и признании границы Франции по Рейну (в секретном приложении должен был рекомендовать Первому консулу Бонапарту (Napoleon Bonaparte) принять наследственный королевский титул). Встреченный очень торжественно, Колычов сначала был очарован Наполеоном. Но вскоре он понял Наполеона и писал в Петербург: «Никогда не забывайте, что они стремятся доминировать везде, и они хотят, чтобы мы стали инструментом, обмануть нас для лучшего достижения своей цели. их цель — подчинить Европу…». И в марте 1801 года Колычев подал прошение об отставке, мотивируя своё решение тем, что в Париже «требуется человек более независимый, скромный, прозорливый, твёрдый и, может быть, спесивый», в том же году награждён рангом вице-канцлера, в сентябре передал полномочия посланника Аркадию Ивановичу Моркову (1747 – 1827) и покинул Францию. О его наружности сохранился отзыв одного иностранного дипломата: «Это человек небольшого роста, живая и приятная фигура, с отпечатком ума и доброты»…

  

  Elisabeth Louise Vigée le Brun (1755 — 1842). Портрет Н. З. Колычевой. 1799. Частная коллекция (США)

  Награждён орденами Святого Александра Невского, Святого Иоанна Иерусалимского, Святой Анны 1-й степени и Святого Владимира 2-й степени (1789 год). Командор Мальтийского ордена.

  Супруга – 06.02.1799 – Наталья Захаровна ур. Хитрово (13.06.1774 – 25.10.1803), фрейлина императрицы Марии Федоровны, дочь действительного статского советника Захара Алексеевича Хитрово (1734 – 1798) и Александры Николаевны Масловой (1754 – 1829), родная сестра Николая Захаровича Хитрово). Последние полтора года жизни Степан Алексеевич горевал о скоропостижной потере любимой молодой жены.

  Умер в Санкт-Петербурге 14 мая 1805 года в возрасте 58 лет, похоронен на Лазаревском кладбище Александро-Невской лавры рядом с женою.

   

  Колонна усеченная, увенчанная вазой-светильником, на прямоугольном постаменте и цоколе. На стволе колонны выгравирован двойной герб с девизом: «Deus Honor et Gloria». Памятник окружен кованой решеткой на цоколе. На восточной стороне постамента рельеф: фигура крылатого гения, обнимающего урну на постаменте; на западной стороне вырублена надпись: Подъ симъ мъстомъ сокрыто/ тело любъзнейшаго и добродетельного мужа/ сущаго отца къ своимъ подданными Действительного Тайного Советника/ двора Его Императорского Величества/ действительного Камеръгера/ и орденовъ св. Александра Невского, св. Владимира 2-й степени,/ св. Анны 1-го класса и великого прiорства/’ российского Знаменитого ордена сея Иоанна/ иерусалимского Кавалера и Командора/ Степана Алексеевича Колычева/ родившегося 1746 года iюля 15 дня/ с усердiемъ и ревностно Отечеству/послужившего 44 года 4 месяца и 13 дней/бывъ вицеканцлеромъ и полномочнымъ посломъ/ при Императорскомъ венскомъ дворъ и еще посломъ при французской республике/ скончавшегося 1805 года Маiя 14 дня/ по полудни 11-го часу въ 40 минутъ/всего житiя его было 58 лътъ/8 мъсяцевъ и 13 дней. На северной стороне постамента: Сей печальный памятникъ/ въ знакъ искренней любви/ и незабвенной памяти, соорудили оплакивающей/ потерю сiю братъ его/ двоюродный тайный советникъ/ и ковалеръ Степанъ Колычевъ/ обще съ племянниками. Памятник аналогичен (за исключением надписей) соседнему надгробию Натальи Захаровны Колычевой, урожденной Хитрово (1774-1803), на котором написано, что «воздвиг зримый памятник оплакивающий потерю муж ея». Следовательно, он сооружен между октябрем 1803 г. и маем 1805 г. Сходство надгробий оправдывает предположение, что их изготовили в одной мастерской и близко по времени. Памятник С.А. Колычеву сооружен, как явствует из надписи, на средства Степана Степановича Колычева. Детей С. А. и С. С. Колычевы не имели. Их племянники – дети их двоюродных братьев: Михаила Петровича либо Фёдора Петровича. Дочь последнего, Наталья Фёдоровна, продолжила название угасшего рода, присоединив его к фамилии своего супруга барона Л. К. Боде, потомки которого стали именоваться Колычевыми-Боде.

  Могила Натальи Захаровны Колычевой, ур. Хитрово на  Лазаревском    кладбище Александро-Невской Лавры Могила Степана Алексеевича Колычева на Лазаревском кладбище Александро-Невской Лавры. Петровская дорожка. 1 уч.

   

   

  Интересные факты:

  После смерти мужа, Лукерья Степановна Ржевская вышла замуж за генерал-майора президента Мануфактур-коллегии князя Андрея Трофимовича Барятинского (1698 – 1740-е). В этом браке она родила ещё четверо детей: Степана, Николая, Павла, Анну.

  Екатерина Ивановна Колычева, овдовев, вышла замуж за князя Дмитрия Васильевича Ухтомского (1719 – 04.10.1774), известнейшего московского архитектора, реставратора, основателя первой в России архитектурной школы. Под его руководством построены Красные ворота, колокольня в Троице-Сергиевской лавре и не только. Главный архитектор Москвы в период правления императрицы Елизаветы Петровны. В этом браке у них родился сын Дмитрий (после 1754).

  18 ноября 1753 года Екатерина Ивановна продала участок на Кулишках капитану флота Сергею Ивановичу Свиньину.

  ************

             Из книги И. В. Васильевой и Н. К. Телетовой «Новое в генеалогии Пушкина»:

  Лев Борисович Модзалевский выпускает сборник его статей, где перепечатывается публикация 1907 г. «Род Пушкина».

  И наконец, тиражом всего в 200 экземпляров, на серой бумаге публикуется совместный труд Муравьева — Модзалевского. Обоих авторов уже не было в живых, и все комментарии и примечания к изданию отсутствуют. Позже на это будет сетовать автор книги «Предки Пушкина» М. О. Вегнер: «Использование „Родословной росписи” для научных целей становится невозможным или рискованным».

  Анализируя статью Б. Л. Модзалевского 1907 г. «Род Пушкина», обнаруживаем первое печатное упоминание не только Марии Алексеевны Ганнибал, бабушки поэта, но и ее сестер.

  Сообщается, что у Алексея Федоровича Пушкина и жены его Сарры Юрьевны, урожд. Ржевской, — «дочери: Надежда, выданная замуж за надворного советника Алексея Михайловича Овцына, Екатерина, умершая девицей, и, наконец, Мария Алексеевна (род. в 1745, ум. в 1818 г.) бабушка поэта». Эти же сведения перепечатываются в издании 1929 г., затем 1932 г. и во всех источниках до начала XXI в.

  Между тем у Марии Алексеевны никогда не было сестры Надежды, но была сестра Анна, жена указанного А. М. Овцына. Сведения об этом обнаруживаются в двух источниках.

  Первым следует назвать документ, опубликованный архивистом А. И. Гамаюновым в сборнике РГАДА к 200-летию Пушкина, — это «купчая на имение <…> проданное вдовой надворной советницей Анной Алексеевной Овцыной» от 23 июля 1787 г. В копии этой купчей она именуется Авцыной, «обер-провиантмейстершей». Назван и ее муж, и ее сын недоросль Дмитрий.

  Второй источник представляет особую ценность. Это прошение сестры Анны Овцыной Катерины Пушкиной, написанное летом 1802 г., в котором она настаивает на пересмотре дела относительно владений ее двоюродного брата Александра Николаевича Ржевского, умершего в 1785 г. бездетным; земли его вследствие неправого суда отданы Степану Колычеву, правнуку их общего предка Юрия Алексеевича Ржевского. Катерина вычерчивает таблицу, где представляет всех потомков знаменитого вице-губернатора Нижнего Новгорода Юрия Ржевского. Из таблицы удается узнать то, что казалось навеки утерянным. Заметим сразу, что дело Катерины Пушкиной начато было еще ее матерью, прабабушкой А. С. Пушкина, Саррой Юрьевной в 1787 г. Чем оно закончилось в XIX в., нам неизвестно. Сам ответчик Степан Алексеевич Колычев умер бездетным в 1805 г. Дело это было бы малозанимательным, тем более что суть его весьма спорна, но сведения, представленные Катериной Пушкиной, позволяют ныне и дополнить, и выправить генеалогию Ржевских и их потомков за весь XVIII в., а, главное, установить дату смерти прабабушки Пушкина Сарры Юрьевны.

  Называя в прошении имена родных, Катерина указывает оставшихся в живых, ставя под именем ушедших неизменное «умре». И здесь, среди живых, мы встречаем в 1802 г. всех трех дочерей А. Ф. и С. Ю. Пушкиных. Это «Мария Ганнибалова, дочь Саррина; Анна Овцына, дочь Саррина; Катерина, девица, дочь Саррина». Так подтверждается настоящее имя двоюродной бабушки поэта — Анна.

  

  Сарра Юрьевна Пушкина, урождённая Ржевская С портрета Г. Сердюкова.

  Примечательно, что Сарра Юрьевна, гордясь своим отцом и родом Рюриковичей Ржевских, называет всех трех своих дочерей именами из предыдущего поколения своего рода. Две старшие — Мария и Анна — повторяют имена сестер ее отца, о которых печется в свое время ее дед окольничий Алексей Иванович Ржевский из ссылки — в связи с «делом В. В. Голицына». В письме-завещании сыну, отправленном с казаком в первых числах мая 1690 г., за десять дней до своей смерти во время эпидемии чумы, он просит: «А будет великие государи пожалуют, которые у Троицы взяты мои деньжишки и рухлядишка отдать, и на те бы деньги купить моим дочерям, а своим сестрам Аннушке и Машуньке по вотчине…».

  

  Мария Алексеевна Ганнибал, ур. Пушкина (1745 – 1818), дочь Сарры Юрьевны Ржевской и Алексея Федоровича Пушкина (1717 – 1777)

  Именно Мария и Анна как бы продолжают память родовых имен из предыдущего века. Что касается третьего имени, видимо, младшей дочери Сарры, то оно дано было в честь ее матери Екатерины. Надо полагать, что отец, Алексей Федорович Пушкин, соглашается на эти родовые имена, памятуя, что принадлежат они потомицам Рюрика.

  Имя Надежда, вторгшееся по ошибке в генеалогию дочерей Пушкиных, будет «входить в моду» с конца XVIII в. и его даст своей дочери, вне всякой традиции, уже Мария Алексеевна.

  Замечательно, что найденный документ написан самой Катериной Пушкиной. Он свидетельствует о хорошей грамотности, даже выразительности ее письма. Известно, что она жила при сестре Марии Алексеевне, т. е. в семействе Сергея Львовича, Надежды Осиповны и их детей. Это фиксируют в декабре 1800 г. «Санкт-Петербургские ведомости»: «Мария Алексеевна Ганнибалова с сестрою Екатериною Алексеевною Пушкиной <…>, живущие в Литейной части в доме под № 70». Объявление извещает об их отъезде.10 А. С. Пушкин называет в <«Программе автобиографии»> эту внучатную бабушку среди первых, кто окружал его в детстве: «Кат. П. и Ан. Ив.» (XII, 308).

  Что касается ответчика, против которого восстали и Сарра, и Екатерина Пушкины, то скончался он в 1805 г., а супруга его — в 1803-м. Они были бездетны, и каково бы ни было решение государя в 1802 г. (если оно последовало), в 1805 г. Пушкины должны были получить половину наследства Александра Ржевского (части Марии и Екатерины), а, кроме того, возможно, и половину того, что принадлежало троюродному брату Надежды Осиповны Пушкиной — самому Степану Алексеевичу Колычеву, не имевшему прямых наследников. Вторая половина того и другого наследства, вероятно, отходила Анне Овцыной и Петру Квашнину-Самарину.

  <..>

  Именно Сарра Юрьевна начинает дело против Колычева в целях получения фамильного наследства после смерти племянника.

  ***********

  1722 г. февраль 25. Ближайший стольник при дворе с 1696 г. С.А. Колычев в Успенском соборе Кремля в Москве принял присягу герольдмейстера. Царь предполагал прежде всего познакомится с иностранными гербовниками, однако не заимствовать оттуда гербы без разбора, а «изобретать» новые согласно родословным знатных родов или требовать объяснения «содержания» герба, если та или иная фамилия герб уже имеет.

  см.: Н.А. Соболева «Старинные гербы Российских городов», М, Наука, 1985, стр. 46.

  ***********
• Боде-Колычев М. Л. «Боярский род Колычёвых»:
   
• Третья супруга Петра Степановича Колычева была Екатерина Михайловна Милославская, дочь Михаила Сергеевича Милославского и жены его княжны Марии Андреевны Шаховской. Единственный брат ея был Николай Михайлович Милославский, коего сыновья умерли бездетными.
  Две сестры ея:
  1-я Анна Михайловна за князем А. М. Оболенским; и внук Анны Михайловны Милославской рассказывал, что родная тетка Анны Михайловны Калисфена Сергеевна Милославская, которая была игуменья Киево-Фроловского монастыря, прежде того находилась при царевне Софье Алексеевне и Царевна называла её своею наперстницею;
  и 2-я Клеопатра Михайловна за князем Александром Борисовичем Юсуповым и родной ея дядя Федор Сергеевич Милославский, сенатор и вице-адмирал, умер 25 апреля 1783 г. и погребен в Невской Лавре, был последний представитель сего знаменитого рода, давшего России кроткую и добродетельную царицу Марию Ильиничну Милославскую, супругу Царя Алексея Михайловича и мать царей Федора и Иоанна Алексеевичей и царевны Софьи Алексеевны.
   
  Екатерина Михайловна Колычева, любившая роскошь и не зная пределов своим прихотям, привела имения свои и Петра Степановича Колычева в совершенной разорение; также и процесс ея с г. Щербачевым [Борис Федорович Щербачев (1698-1779)] способствовал не мало к ея разорению. Процесс этот состоял в том, что имения прадеда ея известного думного дьяка, а потом посла в Константинополь Емельяна Игнатьевича Украинцева, в 1713 г. были отданы родной вну[ч]ке его княжне Марье Андреевне Шаховской, которая вышла впоследствии замуж за Михаила Сергеевича Милославского, от супружества сего родилась дочь Екатерина Михайловна Милославская, вышедшая замуж за Петра Степановича Колычева. Но в 1716 г. по приговору Поместного Приказа часть этих имений была отдана брату Емельяна Игнатьевича Украинцева — Кириллу Игнатьевичу [опечатка! двоюродному брату Кириллу Родионовичу], но же продал брату своему Гуру Игнатьевичу [опечатка! Гуру Родионовичу], но в 1724 году продажа эта признана в Расправной Палате подложною и велено по учиненной в 1713 г. даче быть по прежнему за княжною Марьею Андреевной Шаховской. Но впродолжение сего времени княжна Марья Андреевна Шаховская успела выйти замуж за Милославскаго и оба супруги умерли, и часть имения отказана в казну как поместное и, за неимением владетеля, было испрошено и дано за службу некоего Щербачева, которого сын вел уже процесс с Екатериной Михайловной Колычевой урожденной Милославской и запутав дело намеренно, продолжал процесс во всю жизнь Екатерины Михайловны.
   
  Процесс этот подробно описан в челобитной 1745 года поверенным Екатерины Михайловны Колычевой, в которой сказано, что она в приданое получила село Рождественское Шацкого уезда. За Емельяном Игнатьевичем Украинцевым по дачам 193 и 194 годов [1684/1685 и 1685/1686 гг.] состояло имение в Каширском уезде в Ростовском стану пустошь, всего 138 четвертей. 1713 г. Января 23 дня Дано на прожиток жене его вдове Устинье также из выслуженных его вотчин внучке его родной девке Марье. 1763 г. По указу Сената велено выслуженныя вотчины Емельяна Украинцева в разных городах быть за родной вну[ч]кой его Украинцева Марьею Михайловою женою Милославскаго, а по смерти ея дочерям за Екатериною майора жены Колычева за княгинею Анною княжъ Александровою женою Оболенского и за девицею Клеопатрою Михайловою Милославскою и за братом Николаем Милославским. В 208 г. [1700 г.] Думный дворянин Емельян Украинцев вотчину свою Владимирского уезда в деревне Турапове с деревнями отдал в приданое за дочерью своею Стефанидою зятю своему князь Андрею княжъ Федорову сыну Шаховскому. В 1713 г. поместья Украинцева в разных городах даны жене его вдове Устинье на прожиток, а выслуженныя все да купленныя при первой жене вотчины его справлены за вну[ч]кой его родной девкой княжной Марьей князь Андреевою дочерью Шаховскаго. Да 1705 года дано девице кн. Марье княжъ Андреевой дочери Шаховской поместье после отца ея князь Андрея Шаховскаго с окладом его с 1000 четвертей Владимирскаго уезда, в Еропольской волости деревня Острожская с деревнями и пустошами, а 1715 году княжна Марья вышла замуж за Михаила Сергеева сына Милославскаго с вотчинами, а 1725 года, марта в 19 день по смерти Михаила Милославскаго из недвижимаго его имения в разных городах 4-я часть дана второй жене Марье княжъ Васильевой дочери Мещерской, а 3-я часть из того же его Михайлова недвижимаго Милославскаго имения, да особая дача первой жены его Марьи кн. Андреевне дочери Шаховскаго приданое ея недвижимое во Владимирском уезде оставлено за его Михайловой первой женой Марьей за сыном за недорослем за Николаем Милославскими. В 1739 году января 18 д. Николай Милославский с сестрами своими девицами Екатериной и Клеопатрой Милославскими поместья и вотчины отца и матери своих разделили полюбовно. 1745 г. Бьет челом Киевскаго пехотнаго полка премьеръ майоръ Петра Степанова сына Колычева жена его Екатерина, да девица Клеопатра Михайловы дочери Милославские. В прошлом 739 году генваря 18 справлено за нами недвижимое имение по отдаче нам в наследство от брата нашего Николая Михайлова сына Милославскаго во Владимирском уезде, в Ерополческой волости, в деревне Острожку Малом да в деревне Туранове с деревнями и с пустошами … и проч. А тое недвижимое наперед было во владения за прадедом нашим за думным дьяком Емельяном Игнатьевичем Украинцевым да за дедом нашим за князь Андреем Федоровичем Шаховским, которое за нами и по дачам состоит и которое по смерти их за нами справлено, токмо при справе за ним того недвижимаго в учиненную выписку прежних дач не выписано… и проч., просят дать копию.
   
   

  

  Хохловский переулок. Палаты Украинцева – Архив Министерства иностранных дел, где работал Пушкин, Веневитинов и др. Позже – Нотопечатня Юргенсона, где жил Чайковский. Объект наследия Федерального значения.

  Дом Украинцева был после занят Архивом Министерства Иностранных Дел, в Москве. Фамилия Украинцевых происходит от прадеда их Федора по прозванию Украинец; род их значится под № 457. Скончалась Екатерина Михайловна в 1769 году, в Москве в доме князя Василия Борисовича Голицына у жены его княгини Варвары Петровны (урожд. Салтыковой). Неизвестно, где похоронена.

  **************

  

  Антропов А.Т. Портрет Петра Андреевича Колычева (1762)

  Пётр Андреевич Колычев (1731 – после 1782) родился в 1731 году в семье подполковника Андрея Ивановича Колычева (? – 1731) и Ирины Фёдоровны Ляпуновой, уже после смерти отца. Дедом Петра Андреевича был Иван Васильевич Колычев – стольник Петра I. Мать, Ирина Федоровна, была дочерью стольника Петра I Федора Григорьевича Ляпунова (1669 — ?), который имел свое подворье при храме у Яузских ворот в Москве. В 1697/98 г. он был саратовским воеводою, а 1732 – 1735 гг. воеводой Алатырской провинции. Её дед, Григорий Васильевич, был Казачий голова в Переяславле Рязанском. (о трагической гибели Ляпунова см. ниже)

   

  Ирина Федоровна трижды была замужем:
  В первом браке (до 1720) за подполковником Василием Ивановичем Ладыженским (? – ок. 1718).
  Во втором браке (1720 – 1731) за Андреем Ивановичем Колычевым.
  В третьем – после 1731 – за Максимом Ивановичем Грековым (? – 1799).

   

  ***********

  С. В. Конькова. Материалы об участнике Отечественной войны 1812 года С. В. Колычеве в Балашовском филиале Государственного архива Саратовской области. Прихоперье и Саратовский край в панораме веков: Материалы ХШ историко-краеведческой конференции 21 ноября 2003 года / Отв. ред. В.В. Назаров – Балашов: Изд-во Николаев, 2004. – 160 с.
   
  Балашовская земля богата героями. О многих из них написаны целые монографии. Среди тех, кто принимал участие в войне 1812 года, были и наши земляки – Петр и Николай Колычевы, братья Авраам и Василий Норовы, Лев Карлович Боде, Сергей Васильевич Колычев.
   
  В Балашовском филиале Государственного архива Саратовской области хранятся документы, связанные с именем Колычева. Речь идет о копии с духовного завещания майора Колычева и о докладной записке, составленной в 1899 году дворянином П. С. Струковым о месте захоронения Сергея Васильевича.
   
  

  Сергей Васильевич Колычев (1791 – 1836)

  Родился Сергей Васильевич Колычев в 1791 году. Сначала он служил в Московском архиве коллегии иностранных дел, затем поступил в училище колонновожатых. 1812 год застал Колычева подпоручиком 49-го егерского полка. Уже в первые дни войны он был награжден орденом святой Анны 4-ой степени, а после Бородинского сражения стал бойцом партизанского отряда Фигнера.
   
  Отряд этот отличался необычайной жестокостью. Ходили слухи, что партизаны Фигнера не брали пленных. Однажды Колычев практически один отбил у французов 80 повозок с припасами, а в октябре 1812-го года он несколько дней собирал разведданные, находясь в расположении французов. После наполеоновских войн майор Колычев уходит в отставку и селится в селе Красное Колено.
   
  Этому предшествовал брак Колычева, окруженный множеством легенд. Сам Сергей Васильевич утверждал, что жена его – Мария Петровна происходит из бедной дворянской семьи. Биограф и родственник Колычевых М. Л. Боде говорил, что Сергей Васильевич был женат на крепостной своей матери. Согласно местным слухам, после свадьбы якобы выяснилось, что Колычев женился на своей сестре по отцу. В любом случае из армии ему пришлось уйти. Вскоре после свадьбы Мария Петровна постриглась в Кирсановский женский монастырь, а сам Колычев оставшиеся годы безвыездно прожил в Красном Колене и Хмелинке.
   
  Именно здесь Колычев старался сойтись с крестьянами, игнорируя соседей-помещиков. Стал одеваться в красные рубахи, высокие сапоги и разные поддевки. Отпустил усы и бороду, и в таком виде разгуливал по селу. Крестил крестьянских детей. Открыл больницу с бесплатными лекарствами, где лечились не только его крестьяне, но и жители соседних сел. Им была открыта и школа для детей крестьян, в которой сам Сергей Васильевич преподавал арифметику и церковное пение.
   
  В январе 1836 года Колычев скоропостижно умер. Из архивных документов мы узнаем, что в марте 1832-го года Сергей Васильевич составил духовное завещание в пользу малолетней балашовской мещанки Устиньи Сергеевой, предоставив ей в вечное и потомственное владение, купленный им у господ Извольских незаселенный участок земли с тем, чтобы ни Сергеева, ни ее наследники не могли этой земли ни продать, ни заложить. После смерти Сергеевой и ее наследников земля должна была перейти в распоряжение Балашовской дворянской опеки на все оставшееся время, и получаемые с той земли доходы нужно было употреблять на содержание малолетних детей действительного дворянского происхождения мужского пола, которые впоследствии стали именоваться «колычевскими воспитанниками». Причем, предпочтение отдавалось Балашовскому уезду. Если же таковых в каком-либо году не оказывалось, то открывшиеся вакансии замещались детьми бедных дворян прочих уездов Саратовской губернии. Но малолетняя Устинья Сергеева умерла еще при жизни завещателя, и земля, названная в духовном завещании, осталась за ее владельцем — Сергеем Васильевичем Колычевым.
   
  Впоследствии Колычев поселил на этом участке 200 душ крепостных крестьян и образовал на нем село Хмелинку с господскою усадьбой. После его смерти имение перешло к его наследникам: действительному статскому советнику Александру и штабс-капитану Петру Колычевым, статской советнице баронессе Наталии Боде и майорской вдове Марии Колычевой. А с 1860 года 2.476 десятин земли поступили в распоряжение Балашовской дворянской опеки. На доходы с этой земли выплачивались стипендии бедным дворянским детям. Ежегодно на эти деньги получали образование 50 человек.
   
  В числе дворян Балашовского уезда, которым была предоставлена стипендия имени Колычева, встречаются имена и фамилии Павла Кукушкина, Николая Туманова, Юрия Сумарокова, Алексея Сумарокова. Причем, последний из них, будучи потомственным дворянином, 19 сентября 1899 года участвовал в Балашовском уездном дворянском собрании, на котором была зачитана докладная записка дворянина Петра Степановича Струкова.
   
  В ней Струков пишет: «В книге «Род Дворян Колычевых» сказано, что С. В. Колычев похоронен около церкви в селе Красном Колене Балашовского уезда. Я нарочно ездил в село Колено и нашел, что могила эта совершенно заброшена, на ней нет даже простого дворянского креста, даже ни положено никакого камня. Да и саму могилу я едва мог отыскать. Не нахожу нужным напоминать господам дворянам о том, что сделал для них покойный Сергей Васильевич, это и без меня каждому известно…». После чего Струков предлагает дворянам ходатайствовать перед Губернским дворянским собранием о единовременном обложении земель дворян нашего уезда, чтобы собрать сумму в размере 1000 рублей на памятник Колычеву.
   
  В этом же году данный вопрос был решен. К декабрю требуемую сумму собрали. Так, благодаря помощи уездного предводителя дворянства М. Орлова и 28-ми дворян нашего уезда памятник на могиле поставили. А само имя С. Колычева осталось в истории Балашовского края. Более подробно о Колычеве можно узнать, прочитав повесть И. А. Салова «Святая могила», где за образом главного героя майора Рахманова угадывается личность С.В. Колычева.
  *********
  Из истории Кирсановского монастыря:
   
  

  
  Кирсанов. Церковь Тихвино-Богородицкого монастыря. 1911 год.

  В 1823 году Татьяна Пахомова исходатайствовала у граждан Кирсанова участок земли за городом, где община вскоре построила отдельный храм для богадельни. Храм возвели в 1825–1826 гг. на деньги майорши Марии Петровны Колычевой (впоследствии – монахиня Магдалина в Кирсановском монастыре).
  <..>
  Земельные владения монастыря (всего к 1917 году – 1049 десятин) собирались постепенно. Первое пожертвование было поднесено от М.П. Колычевой – 100 десятин.
  <..>
  Мария Петровна Колычева (в монашестве Магдалина), помещица из соседнего Балашовского уезда Саратовской губернии, проезжая 21 сентября 1823 года через Кирсанов, остановилась в городе, чтобы переночевать. Вечером того же дня она была в местной церкви и после службы обратила внимание на плащаницу, искусно вышитую золотом. Услышав, что ее изготовили местные сестры из богадельни, Колычева захотела с ними познакомиться и велела вести ее к их начальнице. Увидев Татьяну Пахомову, она призналась, что видела ее во сне. Мария Петровна узнала о нуждах сестер, о давнем желании иметь свою церковь и вызвалась помочь. Под видом временного хранения помещица велела из своего имения привезти несколько возов ржи, крупы, пшеницы и ссыпать все в амбар богадельни. А потом объявила, что это пожертвование общине сестер. Также дала денег на церковь и впоследствии стала постоянной благотворительницей обители. В 1836 году Мария Петровна овдовела и в 1847 году вступила в общину. Смерть ее последовала в 1857 году.
  отсюда
   
  из «Жизнеописания отечественных подвижников благочестия 18 и 19 веков». Репринт. изд. 1908 г. — Изд-е Введенской Оптиной пустыни, 1995 

   

  О жене С.В. Колычева – Марии Петровне Колычевой

   

  Мария Петровна, проезжая 21 сентября 1823 года через Кирсанов, Тамбовской губернии, остановилась в городе, чтобы переночевать. Вечером этого дня она была в местной церкви. После службы она обратила внимание на плащаницу, искусно вышитую золотом. Узнав, что ее изготовили местные сестры из богадельни, Колычева захотела с ними познакомиться и велела вести ее к их начальнице. Увидев Татьяну Пахомовну, она призналась, что видела ее во сне. Мария Петровна узнала о нуждах сестер, о давнем желании иметь свою церковь и вызвалась помочь. (Церковь она всё же построит в с. Марьино, Балашовского уезда, недалеко от Красного Колена. См. Нижне-Волжская Биобиблиографическая Энциклопедия).

   

  Она погостила в богадельне две недели и, уезжая, велела из своего имения тайно привезти несколько возов ржи, крупы, пшеницы и ссыпать все в амбар богадельни. Также дала денег на церковь и, впоследствии, стала постоянной благотворительницей обители.

   

  В 1826 году, по милости благодетельницы госпожи Колычевой, построены были богадельными только: маленькая каменная церковь и несколько бедных келий, в которых жило до 70 сестер. Начальница с сестрами все более тяготились тем, что общежитие не имело собственного храма Божия для молитв и уединенных от городского шума келий для подвижничества. Сестры жили среди города и молились в церкви вместе с мирянами. Около 1821-1823 гг. сестры денно и нощно молились и приберегали последнюю копейку на храм. Особенное стеснительное положение – в 1823 году, но в этом же году Господь послал трудолюбимому общежитию такую изобильную помощь, о какой сестры и не мечтали. [Это событие предсказано было прозорливым Старцем Серафимом Саровским. Передавшая нам это чудесное предсказание сама слышала его из уст о. Серафима].

   

  Эта сестра, в то время послушница богадельни, ныне игумения Кирсановского монастыря, проезжала с другою из старших сестер, чрез Саровскую пустынь в г. Арзамас, куда везли партию льняного полотна. Остановившись в Сарове, сестры пожелали принять благословение от о. Серафима. «Только вошли мы в его келию, – рассказывала игумения, – как он радостно, благословляя нас, стал говорить: «и ну, у вас будет храм; вот приедет к вам барынька, вы примите и угостите ее … и она выстроит вам храм». Когда сестры словами о. Серафима были приведены в недоумение и думали, не о духовном ли храме говорит он, старец с силою повторил: «будет, будет у вас церковь!» Затем стал подробно говорить о копании земли под фундамент церкви, советовал храм построить маленький: «не в одних обширных храмах Бог живет», – говорил он.

   

  Мария Петровна побывала впоследствии у батюшки Серафима. Во время беседы она поинтересовалась будет ли монастырь в Кирсанове. Старец ответил: «Сие дело Божие: не много о нем заботься. Бог все устроит в свое время как хочет. Бог знал где находится Моисей, однако спрашивал: Моисей, Моисей? — где ты? Моисей из-под горы отвечал: здесь, Господи! И жаловался Моисей на горькую воду. Бог приказал Моисею ударить жезлом о камень, и ударил Моисей, и потекла вода из камня. Видите, как Господь печется о своих рабах и всех питает. Ты о монастыре не заботься, а давай им хлеба: они за тебя и за мужа Богу помолятся». Муж тогда у Марии Петровны был жив, но преподобный Серафим сказал: «Он умер у тебя, поэтому и ты к ним пришла: не оставляй их, люби простеньких!» Слова эти сбылись в точности. В 1836 г. она овдовела (дата смерти С.В. Колычева) и в 1847 г. вступила в общину. В монашестве ей дали имя Магдалина. Смерть ее последовала в 1857 г. Вот такая правдивая история жизни и смерти «едва ли не самой таинственной и романтической фигуры среди саратовских помещиков XIX столетия», как называет Сергея Васильевича И. Н. Плешаков в «Гусарской были».

  ************

  из воспоминаний Александры Ивановны Соколовой (1833 – 1914), знаменитой Соколовой, матери Власа Дорошевича:

   

  В прошлом очерке я мельком коснулась житейской встречи своей с племянницей Пушкина (прим. – дочерью Ольги Сергеевны), Надеждой Николаевной Павлищевой, умершей недавно в преклонном возрасте, но сохранившей до последнего дня жизни горячее воспоминание о далеких днях своей цветущей юности. Наденька Павлищева (я буду называть ее этим ласкательным именем далекого прошлого) была миниатюрная, очень красивая и исключительно грациозная брюнетка с очень красивыми глазами и необыкновенно свежим, румяным лицом. Она отличалась необычайной жизнерадостностью, и никто, даже из близко знавших ее лиц, не запомнит ее ни грустной, ни плачущей, ни даже чем-нибудь недовольной… Она была вся радость, вся улыбка… и в общество, в которое она входила, входили вместе с нею и радость, и веселье, и жизнь!.. При всем аристократизме данного ей воспитания Наденька отличалась особой оригинальностью, а подчас и резкостью манер, что подавало нередко повод к довольно комичным эпизодам. Особенно часто мне приходилось встречаться с нею в доме графа Константина Николаевича Толстого, с дочерью которого, красавицей Китти, я была исключительно дружна. Наденька была постоянной посетительницей гостеприимного дома Толстых, и старый граф, относившийся к ней по-родственному, часто и строго выговаривал ей за ее чересчур наивный, а подчас и опрометчивый разговор.<..>

   

  Неизменно благоволил к Наденьке только один из обитателей графского дома, старик, дядя его жены Александр Михайлович Колычев, камергер двора императора Александра Благословенного, бывший в свите императора во время его въезда в Париж и по возвращении составивший духовное завещание в пользу своей, в то время чуть ли не малолетней еще, племянницы, вышедшей впоследствии замуж за графа Толстого. По возвращении в Россию Александр Михайлович занемог нервной горячкой, долгое время был совершенно без памяти и очнулся от болезни, навсегда утратив всякую память… Он очень отчетливо помнил все то, что было до начала Отечественной войны, и неизменно забывал все, что происходило за несколько часов и даже за несколько минут назад… Это не было безумием… это было только слабоумие, но слабоумие настолько сильное, что как над его личностью, так и над его громадным состоянием учреждена была опека, во главе которой в то время, когда я узнала больного Александра Михайловича, стоял граф Толстой как муж единственной законной наследницы больного после его смерти. За смертью графини все права перешли к графу, в доме которого и проживал больной на широкие средства, отпускаемые опекой. В права наследства при жизни Колычева входить никто не мог… Он сам оставался фактическим владельцем всего своего громадного состояния, но самостоятельно распорядиться он не мог ни одним рублем, и, живя среди полного комфорта и окруженный самым тщательным уходом, он, тем не менее, беспрестанно отдавал приказания и предъявлял требования, которых никто не исполнял и с которыми никто не считался!..

   

  В жизнь графской семьи он входил самым широким образом… всем интересовался, во все впутывался и, имея совершенно отдельные апартаменты, состоявшие из нескольких комнат, беспрестанно появлялся в гостиной графа в своем неизменном и очень оригинальном костюме, состоявшем из пестрого халата, подпоясанного шнурком с тяжелыми кистями и снабженного наружными карманами, в которых неизменно лежало двое или трое карманных часов. Это, по его объяснению, составляло один из атрибутов его камергерского звания, как и ватная фуражка, которую он не снимал с головы никогда, ни при какой решительно температуре. Граф Александр Михайлович знал хорошо Китти, обожал и ежедневно посылал покупать ей брильянтовые вещи, за которыми никто никогда не ездил. Из посторонних он знал твердо только одну Наденьку Павлищеву, обо всех остальных каждую минуту вновь осведомляясь: – Кто это, матушка? Наденьку он называл «безумная кукла» и любил ее без души. Один раз он увидал из дверей своего кабинета, как Наденька, показывая новое па польки-мазурки, сделала несколько туров по зале; ему это ужасно понравилось, и с тех пор к эпитету «безумная» прибавился еще эпитет «заводная кукла»…

   

  У старого камергера в комнатах стояли витрины, в которых хранилась масса всевозможного серебра и всяких дорогих вещей; ключи от витрин были у него, но располагать он ничем не мог, и все вещи, которые он кому бы то ни было дарил, немедленно возвращались и ставились на прежние места. Чаще всех таких безрезультатных подарков удостаивалась Наденька, и на этой почве разыгрывались иногда очень забавные сцены. Кроме специально приставленных к нему двух очень опытных камердинеров при Александре Михайловиче состояла еще особая сиделка или сестра милосердия, получавшая довольно солидное жалованье при прекрасном содержании. Он называл ее почему-то «сердобольная», бранил ее с утра до ночи самыми отборными словами (браниться он был вообще мастер), но не расставался с ней никогда и, сознательно почувствовав приближение смерти, вспомнил о ней и обратился к графу с просьбой наградить ее за ее верную службу. – Хоть три тысячи дай ей на голодные зубы… – по своему обыкновению иллюстрировал он крепким и обидным словцом даже щедрую заботу о посмертном даре, предполагая, вероятно, выдачу трех тысяч на ассигнации. Граф исполнил его приказ и выдал «сердобольной» три тысячи рублей серебром

   

  В числе очень редких и ценных вещей, хранившихся у больного старика, была икона Божьей Матери, вывезенная им из Константинополя. Он очень чтил эту икону и называл ее Заморская, вероятно, потому, что привезена она была из-за моря. Чтил он свою Заморскую глубоко, молился ей каждый день и в последние дни своей жизни, угасая среди очень сильных страданий, он, в минуты особенно мучительных приступов болезни, громко обращался к ней с мольбою, вскрикивая на весь дом: – Заморская, помоги! Считаясь прямым потомком святителя и митрополита Алексия, мощи которого покоятся в московском Чудовом монастыре (прим. – Александра Ивановна ошибается. Предком Колычевых был Митрополит Филипп, в миру Федор Степанович Колычев) и который в миру был дворянином Колычевым, Александр Михайлович, по духовному завещанию, назначил самый крупный из имевшихся у него брильянтов в посох святителю, а самый посох, отлитый из золота, распорядился положить в раку святителя.

   

  Во всем, касавшемся настоящей минуты, Александр Михайлович был положительно невозможен, все путал, все забывал, никого не узнавал, но раз речь заходила о давно прошедшем, он делался незаменимым собеседником. Он отчетливо помнил самое отдаленное прошлое, наперечет называл все дома, пережившие в Москве пожар 1812 года, и вспоминал имена всех тогдашних владельцев, немилосердно путая их с настоящим поколением. Так, меня, которой в то время было семнадцать лет, он отчетливо «помнил» за сорок лет перед тем… путая меня с моей теткой, которую безошибочно называл по имени и отчеству. Внуков своих он путал с их отцами и своими двоюродными братьями, и, встретившись лицом к лицу с близким родственником и прямым потомком великого писателя, он, пристально посмотрев на него и, вероятно, найдя в нем какое-нибудь внешнее сходство с его знаменитым предком, пресерьезно сказал: – Пишешь ты хорошо… и читают тебя все… а только лицо у тебя, не во гнев тебе будь сказано, очень глупое!

   

  В уважение и его лет, и его высокого положения, главное, в ограждение учрежденной над ним опеки каждый год Александра Михайловича свидетельствовала особая комиссия, состоявшая из депутатов от петербургского дворянства, почетного лейб-медика и двух специалистов-психиатров. Депутацию эту он встречал всегда очень приветливо, охотно, хотя с некоторым недоумением отвечал на все предлагаемые ему вопросы, с видимым вниманием выслушивал составлявшееся постановление о его невменяемости и тотчас после их отъезда с любопытством спрашивал у графа: – Скажи, пожалуйста!.. Что это за люди тут были?.. И про что это они читали?!

   

  Умирая, по-видимому, в полном сознании, Колычев сделал распоряжение, чтобы его похоронили в камергерском мундире того времени, когда он был на действительной службе, а ежели возможно, то в том самом, в котором он был с императором в Париже. Не знаю, была ли соблюдена эта последняя подробность, но мундир, в котором он лежал в гробу, значительно разнился от того, что мы привыкли видеть в настоящее время, и он лежал в нем серьезный и величавый, покрытый богатым и дорогим покровом, со своей Заморской в головах, на высоком аналое.

   

  С Колычевым сошел в могилу чуть ли не последний из петербуржцев, воочию видевших эпоху великой борьбы и великой русской славы!..

  ___________________________

  • Источники:
  • Колычевы и Боде-Колычевы 
  • Барятинские (князья). История, культура и традиции Рязанского края.
  • Письмо Марии Павловны Нарышкиной к Степану Алексеевичу Колычеву. 13/24 июля 1788 года. Из СанктПетербурга / Сообщ. М.Л. Боде // Русский архив, 1869. – Вып. 2. – спб. 213-215.
  • Ю. М. Пирютко. Лазаревское Кладбище.
  • Некрополь Свято-Троицкой Александро-Невской Лавры
  • Награды Императорской России

   

  Широкорад Александр Борисович. Русская смута. // Глава 8. Смерть Прокопия Ляпунова: 

  24 марта к Москве подошло все ополчение во главе с Ляпуновым. Русские расположились близ Симонова монастыря, обставив себя вокруг гуляй-городами, то есть укреплениями из телег и различных деревянных заграждений.

  Гонсевский вывел польское войско из Москвы и подошел к русским гуляй-городам. Но Ляпунов не принял бой. Тогда Гонсевский послал немецких наемников атаковать русских, но те были отбиты с большим уроном. Отбив немцев, русские стрельцы перешли в контратаку. Польская конница спешилась и открыла стрельбу по русским. Все это время русская конница не выходила из-за обозов, но когда поляки начали отступать к Москве, русские вышли из обоза, поляки остановились, чтобы дать им отпор, тогда русские опять ушли в обоз. Поляки двинулись к Москве, русская конница снова вышла из обоза и начала преследование поляков. Интервенты едва успели войти в Москву, и больше уже из нее не выходили.

  1 апреля ополчение подошло к стенам Белого города. Ляпунов встал у Яузских ворот, князь Трубецкой с Заруцким — напротив Воронцовского поля, костромские и ярославские воеводы — у Покровских ворот, Измайлов — у Сретенских ворот, князь Мосальский — у Тверских. 6 апреля русским удалось овладеть большей частью Белого города.

  <..>

  22 июня 1611 г. казаки собрали круг, зачитали письмо и потребовали на круг главных воевод. Трубецкой и Заруцкий на круг не поехали. Ляпунов тоже отказал посланному за ним атаману Сергею Карамышеву. Тогда круг направил к Ляпунову двух детей боярских: Сильвестра Толстого и Юрия Потемкина. Те поручились, что войско не причинит воеводе никакого вреда. Поверив им, Ляпунов поехал к казакам в сопровождении нескольких дворян.

  Когда Ляпунов вошел в круг, атаман Карамышев стал кричать, что он изменник, и показал воеводе грамоту. Ляпунов посмотрел на грамоту и сказал: «Рука похожа на мою, только я не писал». В ответ Карамышев ударил воеводу саблей. Ляпунова пытался защитить дворянин Иван Никитич Ржевский, но озверелые казаки изрубили саблями обоих. Заметим, что ни Трубецкой, ни тем более Заруцкий не пытались не только защитить Ляпунова, но даже соблюсти приличия после его смерти. Три дня изрубленные тела Ляпунова и Ржевского валялись рядом с казацким острожком. Тела были сильно обезображены бродячими собаками. Лишь на четвертый день тела бросили в простую телегу и отвезли в ближайшую церковь на Воронцовском поле. Оттуда тела перевезли в Троице-Сергиев монастырь и там захоронили без всяких почестей. Надпись на простом каменном надгробии гласила: «Прокопий Ляпунов да Иван Ржевской, убиты 7119 года июля в 22 день».

  Убийство воеводы показало, что главные воеводы потеряли контроль над ополчением, а само ополчение из земской рати, вставшей на защиту отечества, превратилось в шайку разбойников.